Молодые поэты — вне литературных школ, тенденций и ярлыков
Стихи Антона Сергеева
Когда-то в незапамятные времена, когда ещё Солнце вертелось вокруг Земли, между двумя сигаретами я прочёл стихотворение «Нате вам», подписанное А. Сергеевым. А еще через некоторое время между новыми двумя сигаретами — «Viva zaceping» того же автора.
Прошло два с половиной года. Я подписан на «Драконы на обоях», слежу за всеми обновлениями, жду их и читаю запоем, порой даже забывая о второй сигарете. Перечитываю, знаю наизусть.
Что-то было, черт возьми, в строго выверенных, тщательно продуманных строках этого нового поэта, что заставило даже такого эгоистичного, зацикленного на себе и, в сущности, безразличного к продуктам чужого (тем более — современного!) творчества болвана, как я, возвращаться и возвращаться к ним через недели и месяцы.
Строго выверенных — ибо каждая, даже самая малейшая деталь у Сергеева всегда осознаёт своё неоспоримое право находиться здесь и только здесь. Нет случайного слова в этих стихах, нет ненужного предлога, нет ни одной не важной запятой. Молодой поэт поступает как архитектор, рисуя перед собой проект будущего здания, четко представляя себе местонахождение каждого кирпичика. И результат этого — точность, сжатость и настолько повышенный удельный вес слова в строке, что ваша мысль не имеет решительно никакой возможности ускользнуть в сторону и дымом развеяться в вакууме, но движется за авторской к какому-то его открытию, радостному или печальному (а оно неизменно происходит). Это примерно как беседовать с человеком, который последовательно излагает важную для вас мысль, ни разу не сказав «эээ» или «нуууу». С той разницей, что этот человек говорил бы метафорами.
Метафора, образ — на мой взгляд, это самое значимое в поэзии А. Сергеева. Парадокс в том, что эта поэзия мысли (а большинство стихов автора именно таковы — и это прекрасно) никогда не рядится в рассудочные, медитативные, рефлексивно-прямолинейные одежды. Она всегда находит своё воплощение в образе. Сергеев — поэт зрения, взгляда. Он видит то, о чём пишет — до последнего штриха. А мысль словно бы проходит нитью сквозь этот насыщенный, яркий, образный мир, созданный точностью сравнений и тонкостью аналогий, и тот, в свою очередь, благодаря ей приходит в волшебное, красочное движение, и ты не устаешь поражаться мастерству, которое заставляет сознание и окружающую реальность слиться во что-то единое, целое и, безусловно, истинное.
Прошло два с половиной года. Я подписан на «Драконы на обоях», слежу за всеми обновлениями, жду их и читаю запоем, порой даже забывая о второй сигарете. Перечитываю, знаю наизусть.
Что-то было, черт возьми, в строго выверенных, тщательно продуманных строках этого нового поэта, что заставило даже такого эгоистичного, зацикленного на себе и, в сущности, безразличного к продуктам чужого (тем более — современного!) творчества болвана, как я, возвращаться и возвращаться к ним через недели и месяцы.
Строго выверенных — ибо каждая, даже самая малейшая деталь у Сергеева всегда осознаёт своё неоспоримое право находиться здесь и только здесь. Нет случайного слова в этих стихах, нет ненужного предлога, нет ни одной не важной запятой. Молодой поэт поступает как архитектор, рисуя перед собой проект будущего здания, четко представляя себе местонахождение каждого кирпичика. И результат этого — точность, сжатость и настолько повышенный удельный вес слова в строке, что ваша мысль не имеет решительно никакой возможности ускользнуть в сторону и дымом развеяться в вакууме, но движется за авторской к какому-то его открытию, радостному или печальному (а оно неизменно происходит). Это примерно как беседовать с человеком, который последовательно излагает важную для вас мысль, ни разу не сказав «эээ» или «нуууу». С той разницей, что этот человек говорил бы метафорами.
Метафора, образ — на мой взгляд, это самое значимое в поэзии А. Сергеева. Парадокс в том, что эта поэзия мысли (а большинство стихов автора именно таковы — и это прекрасно) никогда не рядится в рассудочные, медитативные, рефлексивно-прямолинейные одежды. Она всегда находит своё воплощение в образе. Сергеев — поэт зрения, взгляда. Он видит то, о чём пишет — до последнего штриха. А мысль словно бы проходит нитью сквозь этот насыщенный, яркий, образный мир, созданный точностью сравнений и тонкостью аналогий, и тот, в свою очередь, благодаря ей приходит в волшебное, красочное движение, и ты не устаешь поражаться мастерству, которое заставляет сознание и окружающую реальность слиться во что-то единое, целое и, безусловно, истинное.
«Из темноты выплавляется мир
В неизъяснимо спокойном триумфе —
Твой. Для тебя и с тобою самим
Твердь оживает. Базальты и туфы
Плещут, захлестывают горизонт
Дальних вершин заостренные волны…»Антон Сергеев
Понадобилось некоторое время, прежде чем я осознал, что это самое важное в поэзии вообще. Но без стихов о солнечном ветре и лепестках тайфуна на струнах эоловой арфы это осознание никогда бы не пришло ко мне, или пришло очень нескоро.
Постепенное развертывание главенствующей метафоры составляет «внешний» сюжет стихотворения, параллельное с ней развёртывание мысли — «внутренний». Так построено большинство стихотворений автора. Крайне редко две равнозначные метафоры сталкиваются в одном тексте и борются за право первенства (говорю «редко» просто потому, что на самом деле не помню ни одного такого случая), и уж тем более автор не допускает безвкусного нагромождения, путаницы и вычурности аллюзий.
Сюжетный стих — основная фишка Сергеева. Сюжетный стих, который существует вне времени. Автор творит так, как будто никогда не было ни шелухи постмодернизма, ни сумбурно-невнятного русского серебряного века с его мистицизмом и темным пафосом. Вообще говоря, пафос совершенно чужд этому поэту — патетические нотки в интонации героя звучат разве когда он заговаривает о красоте Творения. А так пафос решительно отвергается, а если случайно и появляется, то тут же сдабривается хорошей порцией иронии, а то и откровенно высмеивается. За Сергеева в этом смысле — Высоцкий, Бродский и великая американская и английская поэзия. То есть всё, что не сиюминутно, что не «на злобу дня», что не подвержено разнообразным кретиническим «течениям» и «влияниям».
И вправду — зачем вся эта галиматья? Если вместо так называемых «веяний эпохи» есть кое-что куда получше — живая, экспрессивная, богатая фразеологией речь, которой вполне располагает автор. Вот что создаёт «эффект присутствия», вот из-за чего ощущение, словно стихотворение говорит с тобой прямо с истрепанной веб-страницы. Автор не устремляет взгляд в пустоту и не начинает вещать отсутствующим тоном для несуществующей аудитории, усыпляя и убаюкивая — наоборот, он будто толкает в бок и говорит: «Эй, ты! Слушай…»
И это третий кит, на котором фор ми держится увлекательность и неповторимость «Драконов на обоях».
О чём эти стихи?
Разнообразие их тематик так же велико, как разнообразие стилей, жанров, размеров и форм подачи, которыми свободно жонглирует поэт. Собственно, тема каждого из них для интересующихся вполне ясна. Но мне кажется, в целом они все — о бесконечности. Эта бесконечность в выборе материала — горы, небо, море, безграничная ночь и мир героя, которому «нет края», она глядит на нас из глубины, откуда растут корни слов, из которых автор извлекает в процессе словесной игры весь лексический и фонетический потенциал:
«Еженощно, ежеденно
В череде желтеющей
Пере-ново-вырождений
Грезы зреют те еще»
В конце концов, и композиционная завершенность также служит бесконечности. В стихотворениях А. Сергеева нет места многоточию; он всегда говорит всё, всегда завершает мысль в конце стихотворения. Но это неизбежно возвращает нас к началу. Стих образует круг; а круг — это и есть бесконечность. Бесконечность новых смыслов, оттенков при каждом новом прочтении, бесконечность многообразия в противовес бесконечности читательского произвола, которую выдумали выебисты в оправдание собственной пустоты. Бесконечность произвола восприятия, дурная бесконечность, которая предполагает любые толкования, превращает стихотворение и автора в абсолютный ноль, откуда можно извлечь всё, что угодно, но это — иллюзия, хотя бы потому, что такая бесконечность рано или поздно заканчивается в голове читателя. А тут, понимаете ли, вечное возвращение. К бесконечно новому.
Постепенное развертывание главенствующей метафоры составляет «внешний» сюжет стихотворения, параллельное с ней развёртывание мысли — «внутренний». Так построено большинство стихотворений автора. Крайне редко две равнозначные метафоры сталкиваются в одном тексте и борются за право первенства (говорю «редко» просто потому, что на самом деле не помню ни одного такого случая), и уж тем более автор не допускает безвкусного нагромождения, путаницы и вычурности аллюзий.
Сюжетный стих — основная фишка Сергеева. Сюжетный стих, который существует вне времени. Автор творит так, как будто никогда не было ни шелухи постмодернизма, ни сумбурно-невнятного русского серебряного века с его мистицизмом и темным пафосом. Вообще говоря, пафос совершенно чужд этому поэту — патетические нотки в интонации героя звучат разве когда он заговаривает о красоте Творения. А так пафос решительно отвергается, а если случайно и появляется, то тут же сдабривается хорошей порцией иронии, а то и откровенно высмеивается. За Сергеева в этом смысле — Высоцкий, Бродский и великая американская и английская поэзия. То есть всё, что не сиюминутно, что не «на злобу дня», что не подвержено разнообразным кретиническим «течениям» и «влияниям».
И вправду — зачем вся эта галиматья? Если вместо так называемых «веяний эпохи» есть кое-что куда получше — живая, экспрессивная, богатая фразеологией речь, которой вполне располагает автор. Вот что создаёт «эффект присутствия», вот из-за чего ощущение, словно стихотворение говорит с тобой прямо с истрепанной веб-страницы. Автор не устремляет взгляд в пустоту и не начинает вещать отсутствующим тоном для несуществующей аудитории, усыпляя и убаюкивая — наоборот, он будто толкает в бок и говорит: «Эй, ты! Слушай…»
И это третий кит, на котором фор ми держится увлекательность и неповторимость «Драконов на обоях».
О чём эти стихи?
Разнообразие их тематик так же велико, как разнообразие стилей, жанров, размеров и форм подачи, которыми свободно жонглирует поэт. Собственно, тема каждого из них для интересующихся вполне ясна. Но мне кажется, в целом они все — о бесконечности. Эта бесконечность в выборе материала — горы, небо, море, безграничная ночь и мир героя, которому «нет края», она глядит на нас из глубины, откуда растут корни слов, из которых автор извлекает в процессе словесной игры весь лексический и фонетический потенциал:
«Еженощно, ежеденно
В череде желтеющей
Пере-ново-вырождений
Грезы зреют те еще»
В конце концов, и композиционная завершенность также служит бесконечности. В стихотворениях А. Сергеева нет места многоточию; он всегда говорит всё, всегда завершает мысль в конце стихотворения. Но это неизбежно возвращает нас к началу. Стих образует круг; а круг — это и есть бесконечность. Бесконечность новых смыслов, оттенков при каждом новом прочтении, бесконечность многообразия в противовес бесконечности читательского произвола, которую выдумали выебисты в оправдание собственной пустоты. Бесконечность произвола восприятия, дурная бесконечность, которая предполагает любые толкования, превращает стихотворение и автора в абсолютный ноль, откуда можно извлечь всё, что угодно, но это — иллюзия, хотя бы потому, что такая бесконечность рано или поздно заканчивается в голове читателя. А тут, понимаете ли, вечное возвращение. К бесконечно новому.
В.Е. Малинин, магистр филологии
27 августа 2014
Страница А. Сергеева на BESTPOETS