В ней мед и яд, в ней яд и мед.
Подобно пуле самострела
Она направит свой полет,
Свое расплавленное тело,
То ли назад, то ли вперед —
Излить все то, что в ней назрело.
Убийцы пчел бывают часто
Небриты, весело-опасны.
Нетерпеливою рукою,
Держа задумчивый висок,
Прочерченный наискосок
Раздваивающейся рекою,
Они блюдут покой и ясность,
Как некий датский идиот,
Что наблюдал за жизнью сот —
Сам — воплощенная опасность.
Сам беспокойство, жар и зуд,
Бросающий свой длинный уд
В наш мирный дом, в наш тихий омут,
Где не плывут, но и не тонут.
Где труд-веселье-сон-и-труд
И где ничто нас не торопит
И эмбрионы лжи и смут
В прозрачном плавают сиропе.
…нелепый бунт внутри ореха,
Как в гробе — посреди досок…
И в нем оптический глазок
Залеплен воском — ради смеха.
Но если б знать заранье схему!
Пройдя реинкарнаций мглу,
Решить проклятую дилемму:
Родиться, чтоб убить пчелу.’]